Эстер Браун - Агентство `Маленькая Леди`
– Так,– сказала Эмери.
Я строго посмотрела на нее. Потом сказала – очень медленно, чтобы до нее дошло:
– Эмери, время не терпит. Найди чековую книжку.
– Ладно. Хорошо, поищу,– пробормотала Эмери, и на ее алых, словно роза, губах промелькнула улыбка.
Я отодвинулась от стола, встала и пошла искать маму.
Бабушка всегда повторяла, что залог счастливого долгого брака – большой дом. Настолько большой, что значительную часть дня ты смогла бы проводить в уединении и представлять, будто вообще не замужем. Еще лучше – два дома, как у Аллегры и Ларса.
Если бы семейное счастье действительно напрямую зависело от размеров жилища, мои родители купались бы в довольстве: у отца был отделанный дубом кабинет, в котором он прятался от любой ответственности, у мамы – синяя гостиная с окнами, выходящими на яблоневый сад.
Сейчас мама сидела, поджав под себя ноги, в кресле у окна. Она смотрела на черно-белую фотографию в рамке, где была изображена вместе с отцом перед его «астон-мартином» в день их свадьбы. Я любила этот снимок больше других Мама на нем выглядела совсем юной и ослепительно красивой, а папа, казалось, был безгранично счастлив.
– Привет, Мелисса,– сказала мама, увидев меня.– Вспоминаю тот замечательный день.– Она тяжело вздохнула.– Виной всему была, конечно, алкогольно-респираторная трубка.
– Что?..
– Алкогольно-респираторная трубка. Не стоило нам уезжать от гостей. А машина была чудесная.
Мама снова вздохнула и прикоснулась пальцем к фотографии.
– До сих пор скучаю по ней.
Мою семью не ждало ничего хорошего.
Я села рядом с мамой.
– Папа был романтиком, когда вы познакомились? Задаривал тебя цветами? А как ты узнала, что он твой единственный и неповторимый?
Мама бросила в огонь пару сосновых шишек, потом посмотрела на меня так, будто я спросила у нее, чему равен квадратный корень из трех миллионов, и сказала:
– Знаешь, у папы есть особый дар: он умеет внушить, что ты – особенная. Когда я встретила его на балу, то почувствовала себя так, будто я единственная в зале девушка. Даже мое платье, которое, уверяю тебя, было совершенно ужасным, ему, по его словам, очень понравилось. Почему я еще тогда не поняла, что он неисправимый враль? – Она опять вздохнула, но без укоризны.– Когда я была с ним, то ощущала себя умной, неотразимой и… желанной. Он действительно меня желал, и я совсем потеряла голову.
Я многое не могла простить отцу, но услышать, что он умел красиво ухаживать, было приятно.
– И папа потерял голову. Ты покорила его красотой. Вам обоим повезло друг с другом.
Мама нахмурилась.
– Беда в том, моя дорогая, что когда у человека такой дар, как у нашего папы, то он чувствует себя почти как талантливый скрипач. То есть жаждет поделиться своим умением с максимально большим количеством людей.
Мне вспомнился Джонатан. Рядом с ним я тоже ощущала себя умной и неотразимой. Возможно, те же чувства испытывали и все его клиенты. Неужели и он умел пользоваться своими способностями по мере необходимости?
– Почему его отношение к тебе так сильно изменилось? – спросила я, возвращаясь мыслями к отцу.
Мама как будто удивилась:
– Не так уж и сильно, дорогая, вовсе нет! Когда ему нужно, он бывает совершенно очаровательным.
Видимо, мое лицо вытянулось от изумления, потому что мама рассмеялась.
– Я серьезно,– сказала она.– Просто ты видишь в нем только плохое.
– И многое из того, что вижу, надолго застревает в памяти.
Я заметила, что мама отзывалась об отце положительно лишь в тот момент, когда он был от нее на расстоянии не меньше сотни миль.
– По-моему, гораздо лучше, если семейная жизнь то угнетает, то радует. В противном случае было бы ужасно скучно,– продолжала мама.– И держаться друг дружки находится больше причин тогда, когда не знаешь, чего ждать от завтрашнего дня.
Я не верила собственным ушам. Все детство я провела в твердой уверенности, что родители на грани скандального развода. Так же считала Эмери. Мы даже не раз обсуждали, не попроситься ли нам к бабушке, чтобы в случае чего не выбирать между мамой и папой.
– К тому же вы, девочки, не знаете, что ваш отец потрясающе хорош в…
Тут у мамы заблестели глаза.
Я в ужасе вскинула руки.
– Пожалуйста, нет! О некоторых вещах я предпочитаю не знать.
– Да я ведь не спорю: временами он совершенная скотина,– с серьезным видом добавила мама.– Бывает, без видимых причин превращается в отъявленного мерзавца. Но я хочу сказать: вы далеко не все знаете. Брак – сложная штука.
– Была бы счастлива, если бы он и мне дарил хоть чуточку обаяния,– вырвалось у меня.
Мама взяла меня за руку.
– Мелисса, я прекрасно знаю, каким папа бывает грубым, но поверь, он обожает тебя.
– Не смеши меня! – фыркнула я.– Папа только тем и занимается, что выставляет меня круглой дурой! Так было всегда. Я всю свою жизнь пыталась ему угодить, а он только издевался надо мной – развлечения ради.
Я закусила губу. Об отце я говорила крайне редко, особенно с матерью. И сейчас испугалась, что если дам себе волю, то уже не смогу остановиться.
– Знаю, он не показывает чувств,– продолжала гнуть свое мама.– Но очень гордился тобой еще тогда, когда ты училась в школе.
Я недоверчиво посмотрела на нее:
– Правда?
– Разумеетея, правда,– кивнула мама.– Он радовался, что ты так быстро сходишься с девочками в новых классах, обзаводишься подругами. Гордился, что не делаешь из переездов трагедию, как, например, Аллегра. Что легко приспосабливаешься к условиям. Он называл тебя своим солдатиком.
– Солдатиком?
Ничего себе.
– Мне бы хотелось, чтобы он был со мной помягче,– печально пробормотала я.
Мама пожала мою руку.
– А вы ведь ужасно похожи, дорогая моя. Ты и он.
– Что за чушь! – с отвращением сказала я.
– Никакая не чушь. Ты умеешь добиваться своего – в точности как отец. Он доверяет тебе. Не забывай, у тебя единственной есть ключи от его лондонской квартиры. А вот у меня их никогда не было.
Я вздохнула. Эмери и Аллегра унаследовали от мамы длинные ноги и точеный абрис лица; мне же досталась папочкина способность устанавливать контакты.
– Подумаешь, какая честь! Зато с Эмери или с Аллегрой он никогда не спорит.
– Еще как спорит, дорогая,– возразила мама.– С Аллегрой он страшно скандалит по телефону, а Эмери моментально исчезает, едва на нее повысят голос. Одна ты сидишь перед ним и все выслушиваешь. А когда пытаешься что-то доказать, у него сердце поет. Мой тебе совет: спорь с ним почаще.
– Почему бы ему время от времени не баловать меня подарками, как поступает любой нормальный отец? – спросила я.– А спорить с ним я ненавижу! Он профессиональный спорщик! К тому же мой папа! Я вообще не должна с ним пререкаться!
